Большая болезнь начинается исподволь. Поначалу кажется, что скоро пройдет. Делаешь обычные дела, но заволакивает мутным туманом, трудности гуще, и вдруг: операция, ракурсом снизу озабоченные лица родных…
Пресса — приговор. Можно делать вид, что любишь свою болезнь, или что ненавидишь, но — куда ты денешься!… Журналистика, как простатит, войдя в твою жизнь, пребудет вовеки.
После Катастрофы я перебивался писаниной в разных изданиях, имя же им легион, — были среди них и старые, заслуженные, и совсем юные, не выпустившие еще ни одного номера. В еженедельниках на каждом столе не менее трех переполненных пепельниц и дурашливое оживление, словно все сотрудники только что чуток поддали. Ежемесячники последнее время чаще некурящие. Стильный офис, дорогой дезодорант в сортире, макинтоши и пальто, повешенное на скрепку, вставленную в трещину штукатурки. Лицо главного как Экклезиаст: многое знание рождает много печали.
Впоследствии, сделавшись фотографом, я всеми средствами старался скрыть свою причастность к периодике. На то есть причины. Во-первых, там мало и не скоро платят… Я не подавал вида. Я просто шел по коридору в одном бизнес-центре… Они попросили хороший пейзаж на шмуцтитул. Времена года — это моя сильная сторона! В Стране найдется не более двух-трех фотографов, способных понять время года так глубоко… Откуда им это было известно? Был март, непостоянный, опасный месяц.
Потом были мелкие, с виду невинные звонки: нет ли у меня чего-нибудь на тему загара или чистого воздуха, школьной любви или, допустим, старческого маразма… И вдруг, как гром: «Одиночество в толпе». О!
Пусть тот, кто не Страдал, первый засветит мне пленку! Фотографа во мне понесло. «Значит, так: огромный стадион, бушует толпа болельщиков, и на трибуне сидит умопомрачительно красивая девушка, и смотрит прямо на меня, с бесконечной печалью…» У меня был как раз такой кадр, снятый новеньким тысячником, но тема тронула меня, и я готов был бы даже специально переснять его еще миллион раз. Например, девушку я бы обнажил…
«Ну, во-первых, у нас семейный журнал. Целевая группа вышла из пика сексуальной активности, обнаженное тело вызовет скорее негативную реакцию. А во-вторых, это уже было…. Хотелось бы чего-нибудь действительно необычного». Посмотреть бы, где это было, но все равно холодный душ. Задето самолюбие. Дюжина бессонных ночей, пол-ящика… пленок, и дело в шляпе.
Все очень просто. От тещи мне достался неизвестно зачем мешочек белых общепитовских пуговиц. Насыпаем ровненько белые пуговицы, и кладем одну черную. Они смешно подмигивают дырочками, дети разных народов, за нашу и вашу свободу…
Я проснулся, и узнал, что знаменит. Звонили даже совершенно посторонние люди: скажите, это действительно Ваш снимок? Как Вам удалось? Невероятно! …
Апрель. Встает заря во мгле холодной. Десять утра, самый сон для творческого человека. Звонок рвет похмелье. Ледяной линолеум. «Пиши: раз — геморрой, два — порок сердца, три — гонорея у подростков, четыре — климакс, пять — электромагнитное загрязнение… сорок восемь — кровавый понос. У тебя неделя». Моя жизнь подчинилась ритму финских типографий.
Нормальные журналы, как правило, берут ТЕМУ. Это значит, что нужно дать несколько пленок, которые обсасывали бы вопрос, а также вылизывали все вокруг и поблизости. Из этого в публикацию попадет пяток снимков, а остальное можно потом продать еще раз, и так далее. Совсем иное дело, когда тему нужно раскрыть в ОДНОМ снимке. Это как реклама. А какой водопад свежих, оптимистических тем!
Например, чесотка. Признайтесь, у Вас уже чешутся руки?! А болезнь Паркинсона? Вы дрожите от возбуждения? Девственная плева? Я врубился в нее по рукоять. Испробовав все, мы завернули племянницу в целлофан и положили в коробку.
Со временем я заметил интересную закономерность. Оказалось, что не только фотографов, но и медицинских журналистов с похвальным постоянством питает задняя часть человеческого организма. Секс, косметика, спорт приходят и уходят. Но его величество Геморрой пребывает вовеки. Эта тема обязательно имеется в каждом номере. Первые пять-шесть тысяч месяцев я пытался придумывать что-то новое, искать нестандартные решения, постепенно осознавая, что сам себя загоняю в тупик — неизбитых идей становится все меньше, а Тема, как дамоклов меч, и не думает исчерпываться. С черными кругами от бессонных ночей и до кости изгрызенными ногтями я попался на глаза одному знакомому, который ошеломил свежей мыслью: «А может, попробовать жопу?» Круг замкнулся.
Выйду на пенсию, обязательно прочту эти статьи — в самом деле, что такого нового происходит в… данной области из месяца в месяц? Лучшее решение принадлежит доброму ангелу Саше — художнику журнала. Он откопал у меня в архиве фотографию таинственного коридора в пещерах Кугитанга (там теперь самая война) — сталактиты, сталагмиты. Это вид прямой кишки. Самый смех, что фото вверх ногами, и никто не замечает!
Вообще-то, потренировавшись, я научился практически любую тему решать с помощью натюрморта. Дело пошло по маслу, я подбирал любую хворь за пять минут. Надо только найти необычную грань.
Но однажды идиллия рухнула. Собрание акционеров издательского дома, проанализировав последние полгода работы журнала, постановило: Шелапутин дает слишком много натюрмортов. Нужно больше юных, радостных лиц.
Конечно, все видели в одной недавней рекламе, как актер изображал на лице ПОНОС. В принципе, это возможно. Но пятнадцать — двадцать тем номера! Представьте череду юных смеющихся физиономий: грипп, холера, авитаминоз, триппер, рак мозга, старческая хрупкость костей и геморрой, геморрой, геморрой… впрочем, самолюбие.
Вам нужны юные радостные лица? Их есть у меня. В следующие полгода моя жена побила все рекорды популярности. Давно забытые одноклассники и переехавшие в другие страны родственники узнавали ее на страницах журнала и слали письма, звонили, приходили в гости… Лучше всего удался разворот, где на одной странице она улыбается в статье с названием «Беременность в младших классах», а на другой — «Если Вам За Семьдесят».
Я оседлал фортуну и был обеспечен верным куском хлеба с вареньем до глубокой старости. Но завистливая судьба — совет акционеров — снова обрушила мой воздушный замок. Их вердикт: «жену Шелапутина больше не печатать». Блин! Может, Пугачева позавидовала, или первая ледь? В этой стране нет, нет и нет свободы печати!
Поиски выхода были полны терний и подводных камней. За утренним кофе, небрежно просматривая очередной номер, жена уронила: «Вижу, ты перешел на блондинок. Страшненькая какая!» Только превосходная реакция спасла мой глаз: просвистела хрустальная ваза. Семейная легенда гласит, что именно она сокрушила переносицу тестя.
И тут я проснулся. Но это уже совсем другая история…
2001
Добавить комментарий