Много лет не знал летнего отпуска… Послал все подальше. Люблю поезда! Степь, раздолье, чернозем… Курск, Орел. Почему-то гражданская война ассоциируется у меня именно со степью и железной дорогой — чай в подстаканниках, тетки, выносящие на перрон вареную картошку с укропом. В 60-е годы на каждой станции было здание с четкой надписью: Кипяток. Теперь запах торфяных брикетов и титан. Постель — две простыни, солдатское одеяло, полотенце, наволочка. Махно, Живаго. Снова запах — мимозы и можжевельника, полыни. Крикливые таксисты. Знакомые слова — Сурб Хач, Кзылташ — сколько миллионов лет я здесь не был, сколько жизней прожил… Горы вечны. Аскетическая «дачка» — молодая ласковая хозяйка невзначай пожаловалась, что в доме нет мужчины… Хорошее вино, пустоватые рестораны. Встаю на рассвете, ухожу в горы снимать — за спиной пуд железа. Реликтовые рощи. Треск цикад оглушает. В полдневный жар голова мутнеет и кружится. Днем сплю.
Ночью купаюсь до одури. Объедаюсь персиками — нужно попробовать все восемь сортов. И девять — абрикосов. И все виды шампанского. И коньяка. И домашнего сала. И двенадцать сортов помидоров. И сладкий лук. И татарскую шурпу. И лагман. И блины с мидиями. Ну вот и поезд — на вокзале девушки в более чем смелых бикини и самые красивые даже топлесс… Рюкзак показался невесомым — даже закралось подозрение, не очистили ли его в камере хранения? В вагоне я почти один — все же едут ТУДА. Солнце садится в гнилые соленые воды Сиваша — Боже, как это красиво! Растительность лесополос в обратном порядке меняется от акаций и можжевельников к ясеням и тополям и затем березам и елкам. Телефон трещит. Совсем разучился не быть счастливым.